Никонов Вадим Вадимович к.п.н., доцент ГГУ, Москва.

С марта 2015 г. по благословению благочинного церквей Раменского округа протоиерея Владимира Гамариса в Раменском районе Подмосковья ведется работа по теме «Церковь и политические репрессии 1920–1950 гг. в Бронницком уезде/Раменском районе». Работа представляет собой исследование подвига пострадавших за свою принадлежность к Русской Православной Церкви и открытое исповедничество веры. Речь идет не только о мучениках и исповедниках, причисленных Церковью к лику святых, не только о священно- и церковнослужителях, но и о рядовых сотрудниках храмов: просвирнях, членах церковных советов, бывших хоругвеносцах, просто активных прихожанах, не изменивших своей совести в самые тяжелые для Церкви годы гонений и подвергшихся репрессиям со стороны безбожных властей.

На момент начала работы над проектом авторам были известны имена около 40 прославленных мучеников, родившихся или служивших на территории Раменского района. Помимо их, не менее 50 имен числилось в списках пострадавших за веру, но не канонизованных. Таким образом, общее число персоналий составляло около 100 человек. Однако в процессе работы постоянно добавлялись новые имена, причем этот процесс продолжается непрерывно, и сегодня невозможно даже приблизительно определить конечную цифру пострадавших, жизнеописания и подвиг которых могут быть охвачены проектом. Первоначально проект предполагалось реализовать в трех книгах, однако довольно скоро стало очевидно, что даже такой объем издания не сможет вместить весь имеющийся массив информации. Тогда был выбран так называемый «волостной» принцип деления материала как наиболее целесообразный и с издательской, и с потребительской точек зрения. Волость – минимальное территориальное образование, существовавшее до административной реформы 1929 г., – как нельзя лучше подходила для решения указанной задачи. При таком способе деления в один том попадали истории лиц, объединенных рождением, жизнью или служением в храмах одной волости. Исторически сложилось так, что, как правило, в первой трети ХХ в. к одной волости в Бронницком уезде относились три-четыре храма. В архиве Московской области был обнаружен документ, составленный большевиками в 1922 г. в рамках подготовки кампании по изъятию церковных ценностей, где содержится опись всех храмов уезда с разбивкой по волостям. Это наиболее полный и подробный список такого рода, известный автору. Следует отметить, что подобные списки сохранились практически по всем уездам Московской губернии.

В первый том издания вошли жизнеописания репрессированных священников, церковнослужителей и прихожан трех храмов Раменской волости: Троицкого в Раменском, Покровского в Игумнове и Рождества Иоанна Предтечи в уничтоженном селе Новорождествене.

Второй том, большая часть которого в настоящее время уже написана, посвящен подвигу верующих на территории еще двух волостей Бронницкого уезда: Загорновской и Гжельской. Надо сказать, что разные храмы в разной степени подвергались репрессиям со стороны государства, и на территории Раменского района наиболее пострадавшим храмом стал именно Гжельский Успенский храм. В период с 1930 по 1937 гг. были арестованы все без исключения священнослужители (семь священников и два диакона), а также многие из активных прихожан.

В годы гонений на Церковь правящим архиереям приходилось довольно часто переводить священников с прихода на приход, причем не только в пределах одной епархии. Так, через своих настоятелей гжельский Успенский храм оказался навеки связанным с Владимирской землей. В разное время настоятелями в Гжели были: уроженец Ковровского уезда Владимирской губернии протоиерей Александр Алексеевич Виноградов и протоиерей Николай Александрович Харьюзов, служивший последние годы своей жизни в городе Александрове. Подробные жизнеописания обоих священнослужителей войдут во второй том нашего исследования. В рамках же настоящего сообщения будет предложена попытка рассмотрения того, как драматично жизненный путь двух священников был втиснут в ритмично работавшую государственную машину в ее постоянно повторявшихся атаках на Церковь в России.

В Сети интернет можно найти выполненную в виде графика статистику гонений на Православную Церковь в период с 1918 по 1950 гг. К сожалению, автору не удалось обнаружить ссылку на материалы, которыми руководствовался автор приведенного графика, но в целом, картинка дает выразительное представление о том, как распределялись экстремумы атак по годам. Действительно, первый максимум график дает сразу после революции, когда репрессии против духовенства носили хаотичный и, в чем-то даже, истеричный характер. Затем 1922 г. – кампания по изъятию церковных ценностей, использованная властями для усиления прессинга на священников. Выраженный всплеск после 1929 г., связанный с новыми правилами, выработанными для Церкви большевиками. Здесь же, в начале 1930-х гг. – кампания по снятию колоколов и, конечно, коллективизация, в провале которой были ожидаемо обвинены священнослужители. 1935 г. – реакция на убийство С.М. Кирова и здесь же отголоски Бернского процесса. Наконец, 1937–1938 гг. – период вошедший в историю под именем Большого террора. И уже после войны новый экстремум – «повторники», то есть те, кто смог выжить в лагерях, кто вытянул «десятку», щедро отвешиваемую тройками НКВД   в 1930-х. Только теперь повторникам грозила не «десятка», а «четвертная» – максимальный срок мог достигать 25 лет.

Наличие экстремумов в графике отнюдь не означает полного затухания активности репрессивной машины в промежутках между ними. Сажали и расстреливали во все годы, просто на фоне выраженных максимумов на графике это не так заметно.

Протоиереям Александру Виноградову и Николаю Харьюзову удалось избежать внимания властей в 1920-х гг., но уже с самого начала 1930-х они становились жертвами всех, методично повторявшихся, атак на Церковь и ее служителей, вплоть до 1954 г.

В 1929 г. в Успенский храм села Гжель был назначен протоиерей Александр Алексеевич Виноградов, прослуживший здесь до ноября 1930 г.

Родился Александр Алексеевич Виноградов в 1875 г. в деревне Егорье Ковровского уезда Владимирской губернии в семье диакона. Окончил Владимирскую духовную семинарию [1]. С 1895 г. служил псаломщиком в храме села Золотая Грива Вязниковского уезда, а в 1898 г. перемещен в Вязниковский Казанский собор. 19 июля 1903 г. рукоположен во диакона в село Симу Юрьевского уезда.

С 1 сентября 1903 г. занимал должность законоучителя и учителя пения в Коленовской церковно-приходской школе, а также учителя славянского языка и пения в Симской женской церковно-приходской школе. 21 января 1907 г. рукоположен во священника в село Малое Кузьминское Юрьевского уезда, одновременно исполняя обязанности законоучителя в Кузьминской школе грамоты. 24 июня 1911 г. о. Александр был переведен на священническое место в село Заборье и с 1 сентября назначен законоучителем при церковно-приходской школе [2]. Все труды священника Александра Виноградова было по достоинству оценены и вознаграждены. В 1914 г. он получил архипастырское благословение, в 1915 г. награжден набедренником, в 1918 г. – скуфьей, в 1924 г. – камилавкой. В 1926 г. архиепископом Петром (Вороненским), временно управляющим Московской епархией, о. Александр был перемещен из Владимирской епархии в Московскую, в Покровский храм с. Покровское-Шереметьево. В 1927 г. ко дню Святой Пасхи священник Александр Виноградов был награжден наперсным крестом [3].

Советская власть также не оставляла своим вниманием отца Александра, и, как священнослужитель, он был лишен избирательных прав [4], что влекло за собой ряд ограничений, распространявшихся далеко за рамки возможности избирать и быть избранным [5].

Назначение нового настоятеля стало заметным событием в жизни Успенского прихода. Не прошло оно незамеченным и для тех жителей Гжели, которые отошли от Церкви и, так или иначе, встроились в новый миропорядок. Интересные подробности того, как именно изменилась церковная жизнь с появлением в Успенском храме отца Александра Виноградова, содержатся в показаниях председателя местного колхоза «Гжельский ударник», который, желая раскрыть перед следователем контрреволюционную сущность «нового попа», в действительности рисует образ усердного батюшки, с первых же дней своего назначения на новый приход, стремящегося не только поднять религиозный дух прихожан, но и вернуть в лоно Церкви всех, поддавшихся коммунистическим соблазнам.

«До приезда попа Виноградова наша Гжельская жила почти в законе… В конце 29 года или начале 30, точно не помню, к нам приехал новый поп Виноградов. Первым долгом Виноградов провел беседы об упадке религии и призвал верующих поддержать церковь. Со своей же стороны Виноградов энергично взялся за восстановление престижа церкви, проводя беседы не только у церкви, но и ходя по домам. Такая политика попа имела своим следствием то, что в церковь стало ходить много народу, стали поступать большие приношения. Среди населения стали ходить разговоры, что вот это настоящий священник, истинный борец за религию и что с таким священником верующие не пропадут» [6].

На рубеже 1929 – 1930 гг., то есть как раз в период служения отца Александра в Гжели, в Советском Союзе возобновилась борьба с колокольным звоном. В январе 1930 г. отец Александр воспрепятствовал снятию колоколов с храма, за что начале февраля был обвинен в незаконном собрании верующих и приговорен Нарсудом к трем годам высылки, но Губсуд дело прекратил.

Колхозное строительство, развернутое в те годы, как известно, шло с трудом; истинные причины этих затруднений власть не устраивали, и она внимания на них не обращала. Легче было искать виновных, и священники подходили, как нельзя лучше. «Отметить, что нашими классовыми врагами попами ведется агитация против колхоза» [7], – говорилось на заседаниях местного сельсовета.

Затем было короткое следствие, закончившееся обвинительным приговорам и ссылкой на три года в Казахстан. Типичное для начала 1930-х гг. наказание.

По окончании ссылки, в 1934 г. отец Александр оказался в г. Кимры, откуда вскоре переехал в Волоколамский район Московской области, где был назначен настоятелем Никольского храма с. Амельфино [8].

В течение трех лет батюшка окормлял местную паству, пока не начался период «большого террора», и ненасытные органы НКВД не увидели в нем очередную жертву. Отца Александра арестовали 27 ноября 1937 г., основываясь на нелепых наговорах совершенно посторонних и чужих людей.

3 декабря было подписано обвинительное заключение, в котором говорилось, что «Виноградов среди населения ведет открытую к/р деятельность, распространяет гнусную к/р клевету против советской власти, высказывает пораженческие настроения и ведет а/с агитацию против выборов коммунистов в советы… Будучи допрошен в качестве обвиняемого, Виноградов виновным себя не признал, но достаточно уличен свидетельскими показаниями. На основании изложенного обвиняется … в том, что среди населения вел открытую к/р деятельность на селе, распространял гнусную клевету против советской власти и вел а/с агитацию против выбора в Верховный Совет» [9]. 3 декабря, без его участия, состоялось заседание тройки НКВД, которая в числе прочих несчастных, приговорила его к расстрелу.

Протоиерей Александр Алексеевич Виноградов был расстрелян в Бутове 8 декабря 1937 г. Это был один из трех дней, когда большевики уничтожили наибольшее число людей – 474 человека. Больше, чем 8 декабря было расстреляно лишь 17 и 28 февраля 1938 г. – 502 и 562 человека, соответственно [10].

В истории репрессий против протоиерея Александра Виноградова, как это ни страшно звучит, все типично. Первая судимость в начале 1930 г. за сопротивление снятию колоколов и первый срок в конце 1930 г. за сопротивление колхозному строительству. Даже длительность срока – три года, и место отбытия «наказания» – Казахстан, также являлись наиболее часто встречающимися в те годы. Неминуемый второй арест в 1937 г. (власть редко забывала тех, кого однажды выбрала своей жертвой). Типовое, как «под копирку» списанное обвинительное заключение, и приговор, такой частый во время Большого террора.

Летом 1937 г. в Успенский храм села Гжель назначается новый настоятель. Им стал священник Николай Харьюзов.

Родился он 28 ноября 1900 г. в городе Великий Устюг Вологодской губернии, во священника рукоположен в Киеве, а с 1930 г. был переведен в московскую епархию. Осенью 1937 г. арестовали его отца, настоятеля Борисо-Глебской церкви в селе Зюзине (ныне – территория Москвы) священника Александра Афанасьевича Харьюзова, и отец Николай подал прошение начальству о переводе его на приход отца. Прошение было удовлетворено, после чего, прослужив на новом месте около месяца, батюшку, как и следовало ожидать, арестовали. Вслед за стандартным следствием, последовал скорый приговор: 10 лет лагерей. Все произошло быстро и обыденно.

Необходимо отметить, что отец Николай был очень хорошо образованным человеком. Кроме того, обладая пытливым умом, отец Николай без сомнения очень внимательно следил за политической обстановкой, как внутри страны, так и за ее пределами, был хорошо осведомлен в вопросах юриспруденции и довольно подробно знал советское законодательство. Ежедневным его занятием было чтение не только книг, но и газет, откуда, несмотря на полностью выхолощенную информацию, можно было почерпнуть определенные сведения для анализа.

В течение шести лет, которое ему пришлось провести в лагерях, он написал несколько заявлений и жалоб с просьбой о пересмотре своего дела, причем, каждый раз его послания совпадали по времени с переменами в стране, которые могли, по мнению заключенного, каким-либо образом повлиять на его судьбу.

Так, первое свое заявление он написал в марте 1939 г. на имя председателя Совета народных комиссаров СССР В.М. Молотова. Дата, выбранная отцом Николаем, неслучайна. Для него явно не прошли незамеченными целый ряд решений, свидетельствующих об изменении курса большевиков в отношении терроризируемого ими населения. 4 февраля 1939 г. был подписан приказ НКВД СССР № 00116 «О порядке рассмотрения жалоб осужденных ранее действовавшими тройками при НКВД, УНКВД и УРКМ», регламентирующий форму и порядок подачи жалоб на приговоры, вынесенные в период работы троек. Приказ, имевший самое непосредственное отношение к делу отца Николая Харьюзова. В свете изложенного и с учетом естественной временной задержки получения информации, дата написания им своего заявления – 1 марта 1939 г. – выглядит абсолютно логичной для человека, следящего за внутренней политикой.

Второе заявление отца Николая датировано 12 июня 1939 г., что дает основания предположить еще одну причину, которой он руководствовался при его написании. Этой причиной могла стать перестановка в руководстве Московского областного УНКВД. Наметившиеся перемены в отношении политических заключенных могли повлиять и на кадровые вопросы в высших эшелонах энкеведешных властей. В июне 1939 г. сменился начальник УНДВД по Московской области, и, возможно, отец Николай наделся, что эта смена также была произведена в развитии вектора ослабления давления на репрессированных. Это лишь предположение, но дата написания заявления, а также и то, что начальник УНКВД не назван по фамилии (заключенный Амур-лага мог ее попросту не знать), косвенно дает основания считать такое предположение небезосновательным.

Однако оба заявления остались без удовлетворения, и отец Николай Харьюзов продолжал отбывать срок. Но он не сдавался. Сохранилась еще одна его жалоба, теперь на имя Берии, написанная уже в 1940 г. В ней батюшка снова пытается апеллировать к переменам, якобы происходящим в стране. Действительно, с 1937 г., когда он был осужден, не только тройки отменили, но и многие палачи из НКВД были уничтожены машиной, на которую они работали. Но и эта жалоба его осталась без ответа (во всяком случае, в деле нет документов, свидетельствующих о том, какое действие она возымела).

Известно, что полностью отбыть все десять лет ему было не суждено и в 1943 г. его досрочно освободили. Из показаний отца Николая после ареста 1949 г. следует, что освобожден он был 21 ноября 1943 г. решением Архангельского областного суда [11]. Впереди у него было шесть лет относительно свободной жизни, служения у Престола Божьего и активной работы в журнале Московской Патриархии. В 1949 г. отца Николая Харьюзова арестовали во второй раз.

Так начался очередной акт драмы священника Николая Харьюзова. Трудно предположить, чтобы такой стойки и сильный человек, смирился с вопиющим беззаконием, произошедшим с ним. Разумеется он продолжил борьбу и за свою свободу и за свое честное имя. Первая жалоба [12], написанная им из лагеря, не имеет даты, но по косвенным данным, она была составлена в первые же месяцы после приговора, скорее всего, в конце марта – в начале апреля 1950 г. Жалоба была адресована «министру Госбезопасности СССР», которым был тогда В.С. Абакумов. Как и прежние адресаты жалоб и заявлений отца Николая, министр Абакумов ничем не проявил себя как человек, склонный к милосердию, но выбора не было.

Надо ли говорить, что постановлением от 9 августа 1950 г., жалоба Н.А. Харьюзова была оставлена без удовлетворения, о чем осужденному выслали соответствующее уведомление.

Но это не остановило отца Николая. Выше уже не раз было упомянуто, что он внимательно следил за положением дел в стране и за ее пределами и чутко реагировал на любые изменения, которое прямо или косвенно могли бы повлиять на судьбу политических арестантов. Многие из его посланий из лагерей имели прямые хронологические связки с событиями, происходящими на воле. Очевидно, что смерть Сталина, последовавшая 5 марта 1953 г., была событием огромного значения для сотен тысяч заключенных, ведь все понимали, что в СССР все зависит от одного человека. Как показала жизнь, надежды на освобождение в связи со смертью тирана были вполне оправданными, другой вопрос, что советская репрессивная машина, набравшая за долгие десятилетия своей работы колоссальную мощь, не могла остановиться сразу после кончины генерального палача – на это потребовалось определенное время. Однако, в марте 1953 г. судьбоносное известие заставило зэков поверить в возможность самых скорых перемен.

Яркой иллюстрацией сказанному является то, что следующую свою жалобу, на этот раз на имя министра внутренних дел, з/к Харьюзов отправил 21 марта 1953 г. Учитывая, что сразу же после смерти Сталина начали происходить кадровые перестановки в коммунистическом руководстве, в том числе и в Министерстве внутренних дел, то дата написания жалобы становится еще более знаковой: 15 марта главным милиционером страны советов стал Л.П. Берия. В жалобе не содержится даже намека на постигшее страну «несчастье», однако даты говорят сами за себя.

Получив в очередной раз отказ, отец Николай решил написать заявление на имя главного советского церковного куратора Г.Г. Карпова. Надо думать, что подробными сведениями, относительно прошлого Г.Г. Карпова он не располагал [13], но общее представление о том, кого могли назначить на такую должность, конечно, имел. Однако, выбора не было, и батюшка решил попробовать добиться пересмотра своего дела через посредство председателя Совета по делам РПЦ, который, как следует из заявления, даже вручал ему в своем время медаль: «Я имел большую честь из Ваших рук получать медаль «За доблестный труд в Вел. Отеч. войне». Как, наверное, Вы, так и я, считали, что эта награда мной была вполне заслужена. Однако случилось иное. 12/XI-49 г. совершенно внезапно я был арестован, а в феврале м-це 1950 г., осужден» [14]. Заканчивается заявление просьбой о ходатайстве адресата перед соответствующими органами о пересмотре дела, а также ссылкой на то, что еще одно прошение отец Николай отправил Патриарху Алексию (эта корреспонденция в деле отсутствует). «На все мои жалобы мне отказывали даже в пересмотре дела. Прошу Вас, гр-н Уполномоченный по делам Русской Православной Церкви, ходатайствовать перед соответствующими органами Власти, если не об освобождении меня, то хотя бы о пересмотре моего дела и о максимальном снижении несправедливого наказания. Одновременно я пишу об этом и Святейшему Патриарху Алексию». Дошло ли послание отца Николая до Святейшего, неизвестно, а в Совете по делам РПЦ его получили и довольно быстро переправили в МВД, где оно попало на стол к начальнику УМВД по Московской области, генерал-лейтенанту В.С. Рясному, для которого, вполне ожидаемо, аргументация священника убедительной не показалась.

После освобождения из заключения в конце 1955 г. протоиерей Николай начал искать возможность вернуться к церковному служению и обратился к епископу Владимирскому и Суздальскому Онисиму с просьбой принять его в клир. С 4 января по 1 февраля 1956 г. отец Николай Харьюзов временно был назначен священником Богородице-Рождественской церкви села Ликино Судогодского района.

В архиве Московской области сохранилась выразительная переписка между двумя уполномоченными Совета по делам РПЦ – Владимирского и Московского. Обосновавшись во Владимирской области, священник Харьюзов не мог не привлечь внимание местного уполномоченного. Для получения сведений о новом служителе культа, уполномоченный И.И. Мирский  14 января 1956 г. сделал запрос в Москву [15]. 20 января 1956 г. от Уполномоченного по г. Москве и Московской области А.А. Трушина была дана характеристика на отца Николая, в которой говорилось: «В 1937 г. за антисоветскую деятельность был арестован органами НКВД и осужден к 10 годам ИТЛ… В 1949 г. был вновь арестован. Харьюзов по натуре очень хитрый и неискренний человек. Будучи настоятелем церкви села Загорново старался всеми мерами активизировать церковь и распространить ее влияние на окружающее население, а особенно на молодежь. На селе старался взять под свое влияние председателя колхоза и некоторых работников сельского Совета. Дважды в селе Загорново собирал группу детей и среди них распространял религиозную пропаганду» [16]. Таким образом, несмотря на начинавшуюся «оттепель» и прекращение репрессий, отец Николай, как и все священники, которым довелось служить при советской власти, оставался для нее подозрительным чужаком.

С 10 февраля 1956 г. отец Николай служил в различных городах и храмах Владимирской епархии, а в 1963 г., желая вернуться в г. Александров, где была похоронена его мать, протоиерей Николай Харьюзов просил архиепископа Онисима перевести его к Троицкому собору, и 20 июля 1963 г. был назначен вторым священником. 12 декабря 1963 г. в 7 часов утра на 64-м году жизни протоиерей Николай Александрович Харьюзов скончался на руках дочери от инфаркта.

Жизненный путь двух священников, пострадавших за веру в период политических репрессий, навсегда соединил приходы Владимирской земли и Подмосковья в одну драматичную историю противостояния богоборческой власти и Церкви.

Примечания и использованные источники.

1. По другим сведениями, о. Александр не окончил полного курса семинарии (см.: Ведомости о церквах Юрьевского уезда за 1914 год, 4-й благочиннического окурга [ГА ВО Ф. 556. Оп. 1. Д. 4892. Л. 85 об., 86].
2. Эти данные полностью согласуются с архивными документами (См.: Ведомости о состоянии церквей г. Гороховца за 1914 г., Суздальского уезда за 1917 г., Вязниковского уезда за 1918 г., Юрьевского уезда за 1919 г. [ГА ВО. Ф. 556. Оп. 1. Д. 4887. Л. 42, 45 об., 46]), а также с официально опубликованными сведениями (см.: ВЕВ//1911 г., С. 164). Однако относительно даты определения «диакона села Симы Юрьевского уезда Александра Виноградова на священническое места в село Малое Кузьминское того же уезда», имеется некоторое расхождение. Во Владимирских епархиальных ведомостях показано, что определение состоялось не в январе 1907г., а 30 декабря 1906 г. [ВЕВ//1907 г., № 1, С. 2].
3. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 22, 22 об.
4. Списки лиц, лишенных избирательных прав по уездам.1 октября 1925 г. – 30 сентября 1926 г. [ГА ВО. Ф. Р-307. Оп. 4. Д. 36. Л. 386 об.]
5. Никонов В.В., Ушатова Н.П. За Христа претерпевшие. Церковь и политические репрессии 1920–1950-х гг. на территории Раменского района Московской области. – Т. I. Раменская волость. Гжель: Гжельский государственный университет, 2016. – 615 с.: ил. С. 130, 131.
6. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 4.
7. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 1, 1 об.
8. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. У-19525. Л. 14.
9. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. У-19525. Л. 16–17.
10. Гарькавый И.В., Головкова Л.А. Бутовский полигон. Мемориальный научно-просветительский комплекс «Бутово». Электронный ресурс. Режим доступа: http://butovo37.ru/poligon.html, Дата обращения: 06.09.2016 г.
11. ГА РФ. Ф. 10035 Оп. 1. Д. П-22897 (1949 г.).  Л. 12.
12. ГА РФ. Ф. 10035 Оп. 1. Д. П-22897 (1949 г.). Л. 65–66 об.
13. О Г.Г. Карпове и его деятельности до назначения на пост Уполномоченного по делам Русской Православной Церкви при СМ СССР см., например: Никонов В. В. История храма во имя Архистратига Михаила и села Константиново Раменского района Московской области. /Никонов В.В., иерей Вячеслав Новак. – М.: Высшая школа, 2014.
14. ГА РФ. Ф. 10035 Оп. 1. Д. П-22897 (1949 г.). Л. 83–84 об.
15. ЦГАМО. Ф. 7383. Оп. 3. Д. 25. Л. 45.
16. ЦГАМО. Ф. 7383. Оп. 3. Д. 25. Л. 44.