Памятникам Александровой слободы 5 веков, они были созданы в начале XVI века. В середине XVII века в царской вотчине возник девичий монастырь при Успенской церкви. К 1680 году обители были переданы и остальные храмы постройки начала XVI века, которые начали при царской поддержке активно восстанавливать и перестраивать. Также были возведены заново каменная ограда с башнями и надвратной церковью, каменный келейный корпус. На эти нужды было дано особое царское жалование от Феодора Алексеевича – 700 рублей. Руководили работами подьячие и трубники из Большого дворца. Мастера-каменщики присылались из Москвы и дворцовых сел. Местные посадские жители нанимались для ломки камня из бугров и копания рва для городовой стены.

От Царского двора оказывалась монастырю помощь и в восстановлении церковных ценностей. В 1676 году Дорофей Ермолаев Золотарев «золотом и серебром и красками починивал царские двери резныя вновь, которыя… из Оружейныя палаты посланы государева жалованья в Александрову слободу».

 

 

 

 

 

 

 

 

В конце 1686 г. по приказанию царей Петра и Иоанна Алексеевичей ездили в Александрову слободу «для письма и починки (поновления) святых икон и иконостаса в соборной церкви Успенскаго девичьяго монастыря» иконописцы Мирон Кирилов, Федор Матвеев Нянин, Семен Анфилофьев с двумя иконописными учениками.

Создавались предметы церковного искусства и в монастыре: монахини шили облачения, вышивали ризы на иконы.

В XVIII веке среди работников были свои иконописцы, особым мастерством отличался Тихон Семенович Зайчиков. А его сына Гавриила неоднократно вызывали в Москву для поправки олифы и письма на чудотворной Владимирской иконе.

Монастырские здания ремонтировались и перестраивались в основном по документации архитекторов. Насколько верны были указания архитекторов, частично сейчас мы можем судить по документам. В 1741 году для осмотра ветхого строения и составления сметы был послан из коллегии экономии архитектор Иван Мичурин, предписавший помимо восстановления зданий «возобновить обветшавшее местами стенное письмо» в Троицком соборе. С выделением денег послали для скорейшего исправления монастырских «ветхостей» поручика Игнатия Пантелеева с подьячим и солдатами для охраны денег, с тем, чтобы «от непочинки того что может ныне малым коштом исправиться до большаго и убыточнаго разрушения отнюдь не допустить». «А чтоб все то строение делано было прочно и твердо» должен был надзирать тот же архитектор Иван Мичурин, который составлял опись и смету. От монастыря же контролировал ремонтные работы строитель монастыря монах Трифиллий.

В 1764 году для осмотра ветхостей монастыря был отправлен «ученик архитектории» подпоручик Петр Тихомиров, составивший очень подробную опись всего монастыря[1], но исправлено было на выданные деньги далеко не все. Спустя 15 лет был послан для составления описи и сметы из коллегии архитектуры майор Иван Жеребцов, а потом еще и от Коллегии экономии архитектор подпоручик Гучев. По их указаниям нужно было в Троицком соборе «внутри по стенам стенное письмо (отбив до штукатурки) вновь написать пристойные из масла в картинах духовные истории по всем стенам и сводам, и в иконостасе четыре местных образа за ветхостию вновь написать». В Покровской церкви «в шатре для свету проломить два окна, выше кровли и в своде зделать распалубку, а ныне имеющиеся окна заделать вперевязь кирпичем». К счастью, за невыдачей денег из казны эти их указания не были выполнены.

Во 2 половине XIX веке большинство архитектурных проектов выполнял замечательный архитектор Николай Андреевич Артлебен, много сделавший для изучения и реставрации архитектурных памятников Владимирской земли.

Разрешение на любые работы непременно нужно было получить в духовной Консистории с резолюцией правящего архиерея. В XIX веке особой ревностью о сохранении церковной древности отличался Владимирский архиепископ Парфений (Чертков).

Например, в 1821 году, позволяя «исключить из описи напрест. Евангелия за ветхостью, а имеющиеся на них средники и наугольники серебряные снять и употребить на оклад передней дски Евангелия читаемого по воскр. дням», он обязал «тетради же ветхие оставить в монастыре в числе ветхих книг под сохранением». 1826 году он дозволил заново написать фрески в куполе Троицкого собора, и поправить росписи в алтаре, лишь «придерживаясь образцам прежняго древняго писания». 1827 году, давая благословение на «возобновление местных образов, поправку ветхостей и переделку нижнего яруса» иконостаса Троицкого собора, он ставит условием «наблюдение сообразности с древностию». В 1830 году еп. Парфений разрешил устроить новый иконостас в Покровской церкви «по приложенному рисунку с применением ко вкусу древности», а разбитый колокол перелить, только если он «не имеет никаких знаков древности». В 1837 году дал благословение на ремонт Надвратной церкви с условием «главы и кресты, ежели они формы древней, возобновить в прежнем виде»[2].  Жить в кельях царевен при колокольне разрешил, не производя никаких поправок без особого дозволения. Даже новую деревянную келью построить разрешил в 1840 году с тем условием, чтобы она «не затесняла других зданий и не делала монастырю какого либо безобразия»[3].

Нужно сказать, что ценности монастырские хранили усердно, и доступ к ризнице желающие могли получить только у Архиерея. Так, в 1830 году было дано разрешение художнику Солнцеву «на осмотр и рисование тех предметов, какие он признает для сего интересными». В 1880 году повелели принять для «обозрения памятников епархии» профессоров Адриана Викторовича Прахова и Николая Владимировича Султанова.

В начале 1864 года дворянин Николай Семёнович Стромилов обратился во Владимирскую Духовную Консисторию с прошением «о выдаче ему свидетельства для обозрения и описания святыни и изследования древности, старины, памятников и преданий в Александровском Успенском девичьем монастыре».

Епископ Владимирский и Суздальский Феофан (Говоров), более известный сейчас как святитель Феофан Затворник, такое разрешение дал, но с тем условием, что Игумения Елисавета (Лаврова) может «допустить его в своей келии к означенному обозрению, а в случае надобности снятия каких-либо копий с каких-либо документов» выдавать их под своим личным наблюдением или под контролем доверенной монахини. По окончании осмотра убирать всё на свои места и доложить в консисторию об исполнении указа. Впрочем, архимандрита Леонида (Кавелина), составившего в 1884 году подробное описание монастыря и издавшего его анонимно в пользу монастыря, допускали к монастырскому архиву и ризнице без таких предосторожностей.

Постоянной заботой, как, впрочем, и в наши дни, было отыскание средств на произведение ремонтов. Построенные с царским размахом здания и средств на поддержание их в должном состоянии требовали царских. И если в XVII монастырь довольно щедро оделялся государевой рукой, то в XVIII веке уже необходимы были неотступные просьбы о помощи. Характерная челобитная, поданная игуменией Митрополией в Коллегию экономии Сената в 1741 году: «ныне в том монастыре каменное также и деревяное строение сени и крыльца и протчее строение весьма обветшало и в дождевое время бывает великая теча, а строить и починивать онаго обветшалого каменного и деревянного нам богомолицам нечем, понеже крестьян и бобылей и никаких доходов к тому монастырю кроме к пропитанию жалованья не имеетца». Средства были выданы, но «за недостатком сумм в коллегии экономии», лишь на исправление самого необходимого. В 1769 году были выделены 500 рублей на ремонт зданий. Эти средства расходовались несколько лет, из них в 1772 году в Троицком соборе был перестроен провалившийся от протекания свод. С 1779 по 1785 год велась безуспешная переписка о выделении денег на ремонт зданий. Монастырь, как и вся Александровская округа, перешел в это время в ведение Владимирского наместничества, и все прошения епископа о выделении денег монастырю не получали ответа, пока он не вошел с ходатайством в Синод. А состояние зданий было по описи плачевным: «на церквах и келиях кровли, и под теми кровлями лежни, стропилы и решетины со всем почти згнили, от чего на церкви и кельи от дождей происходит немалая теча, и от той течи в соборной Троицкой церкви стенное письмо все смыло, и оказались в стенах немалые разседины», и «усматривается сие здание к падению не без опасности, «ограда ж монастырская… кругом осыпается»[4].

В 1821 году вновь просили о выделении денег на ремонт строений в Синоде, так как монастырских средств удалось собрать всего 11 с половиной тысяч, а по смете архитектора требовалось почти 90 тысяч.

В XIX веке значительную помощь стали оказывать Успенскому монастырю Александровские купцы. На отдельные работы (замену иконостаса, восстановление пострадавшего от пожара келейного корпуса) от Консистории выдавалась сборная денежная книга для собирания «подаяния от усердствующих».

Многое зависело от личности Игумении. Особенно много усилий для восстановления Успенской обители прилагали игумении Елисавета (Лаврова) и Евфрасия (Лихарева).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Значительную роль для осознания необходимости сохранять древние памятники сыграли указания церковного начальства – Синодального и епархиального, инициируемые ценителями старины, например, из Императорского русского Археологического общества. В 1827 году поступил указ из Синода «о доставлении сведений об остатках церковных и других монастырских древних зданий и о воспрещении разрушать оные». Такие Владимирские епископы, как уже упоминавшийся Парфений, а также Феогност (Лебедев), Сергий (Спасский), посещая монастырь, обязательно осматривали все церкви, библиотеку и документы. И, находя их в «добром порядке», объявляли благословение Божие Игумении.

Неоднократно от монастыря запрашивались сведения о монастырских древностях и истории: в 1820, 1840 годах и позже. В 1887 году братом игумении Евфрасии священником села Старая Слобода Николаем Лихаревым по форме, созданной в Императорской академии художеств, были составлены подробные метрики на все монастырские храмы[5].

Сохранению монастырских ценностей весьма способствовало регулярное составление описей зданий, икон и ризницы, а также ведение приходо-расходных книг. При смене настоятеля (настоятельницы) обязательно передавалось имущество по описи. Проверка была серьезной: например, с бывшего игумена Лукиановой пустыни строго взыскали за недостающее страусиное яйцо, украшавшее паникадило. Для проверки имущества по описи назначалась комиссия из авторитетных священников уезда.

С веками происходило изменение взгляда на необходимость сохранять старину. Если до XIX века считались нормой перестройка в новом вкусе храмов, запись или полная замена икон и фресок, перешивка риз, сдача на обмен ветхих книг и тем более антиминсов, то позднее древности большей частью старались сохранить. Другой вопрос, насколько эти попытки были удачны. К примеру, в 1887-89 гг. известный реставратор из Палеха Н.М. Сафонов очистил от трехслойной записи масляными красками часть фресок Троицкого собора. По оценке сотрудника Влад. Спец. научно-реставр. производств. мастерской Н.П. Сычева совместно с архитектором Н. В. Сибиряковым и мастером-реставратором А.П. Некрасовым в марте 1954 года «раскрытие росписи…(было) произведено крайне неумело с применением каустической соды». «Расчистки произведены без необходимой тщательности отчего фреска во многих местах повреждена, красочный слой ее частично удален, а иногда и счищен вплоть до известкового грунта. Расчищенные места значительно потускнели». В то же время остальная часть фресок была вновь записана.

После революции монастырь понес большие потери. В августе 1918 года он неоднократно подвергался обыскам под руководством уездного военкома, причем были изъяты безвозвратно описи монастыря, синодик и приходо-расходные книги. С 26 апреля по 3 мая 1922 года в монастыре происходила работа уездной комиссии по изъятию церковных ценностей. Сняты были почти все ризы и украшения с икон, евангелий — весом более 7 пудов серебра, не считая золота и жемчуга. К счастью, при осмотре церковного имущества экспертами Музейного Отдела Главнауки были отобраны для передачи в музей 142 предмета, имеющие историческую и художественную ценность – иконы в окладах, с ризами, лампады, кресты, евангелия и прочее. Удалось временно до произведения укрепления отстоять от снятия ризы икону Успения с облачными конца XVI века.

За попытки скрыть от изъятия церковные ценности были в том же 1922 году осуждены к заключению в тюрьму игумения Тамара (Лихарева) и ризничая монахиня Адолия (Афонская). В феврале 1923 года монастырь был окончательно ликвидирован, большинство зданий перешло в ведение музея «для пользования и эксплуатации с целью сохранения и поддержания исторических памятников».

Благодаря созданию музея памятники удалось сохранить от уничтожения и разграбления. Еще в 1921 году сотрудниками Главмузея была составлена более-менее полная опись монастырских икон. В 1930-е годы отстояли от планируемой местными властями разборки крепостные стены и башни.

Выдающиеся ученые исследовали памятники Александровой слободы в ХХ веке. Достаточно назвать имена П.Д. Барановского, уроженца Александрова Н. В. Сибирякова, родившегося в Александровском уезде Д.А. Крайнова, П.С. Полонского, В. П. Глазова, В.В. Кавельмахера. Неоднократно производились ремонтно-реставрационные работы монастырских памятников и археологические раскопки.

Проблемами этого периода стало отсутствие ведения в музее нужной документации, а также дробление музейных фондов: многие ценности были вывезены в ГИМ, когда музей был его филиалом, затем, когда он стал филиалом Владимиро-Суздальского музея-заповедника из оставшегося многое поступило в запасники Суздаля. К началу 1930-х годов было уничтожено монастырское кладбище, и даже описание 300 надгробий, сделанное в музее, найти не удается. Утраты в музее происходили также из-за краж, особенно в первое десятилетие, когда в стенах монастыря расположился приют для беспризорников. В мае 1986 года был похищен из музея-заповедника портрет Царевны-инокини Марфы Алексеевны, благополучно переживший в XIX веке, в 1861 году перевозку в Эрмитаж для копирования в Романовскую галерею Зимнего дворца[6]. Епископ предписал выслать к нему портрет, « закупорив самым тщательным образом, так чтобы в дороге не мог повредиться».

Кстати, в монастырский период краж из церквей практически не было. Единственный известный случай попытки кражи был в 1875 году. Пойманная в Покровской церкви солдатская жена была приговорена к ссылке в Сибирь, а игумении церковное начальство предписало «в предотвращение на будущее время подобных покушений со стороны злонамеренных лиц, паперти церковныя не оставлять не закрытыми, особенной в ночное время и вообще за охраною церквей иметь более бдительный надзор»[7]. Ворота монастырские на ночь всегда запирались.

Летом 1946 года был передан для совершения богослужений верующим Троицкий собор. Множество проблем, в том числе недоразумений с органами охраны и реставраторами, ожидало общину. К моменту передачи в соборе не было отопления, иконостаса, электричества. Упал, повредив главу, крест, требовали срочного ремонта кровля, окна, фрески. Как памятник архитектуры, собор был передан общине с составлением акта и договора об охране. В договоре были предписаны первоочередные восстановительные работы, в том числе устройство отопления. Затем этот параграф договора Облотдел аннулировал и предложил общине Успенскую церковь, но с условием отремонтировать Покровскую церковь, кроме того, сделать в этой церкви две комнаты для музея и библиотеки, затем перевезти 300 куб. метров леса за 17 км. от г. Александрова. И только после этого верующим было обещано разрешение устроить отопление в Троицком соборе. На жалобы епископа и уполномоченного по делам РПЦ зав облотделом архитектуры Киевский оправдывался на данные ему от московского начальства указания.

В августе 1947 года реставратор Полонский хвалил за внимательное и серьезное отношение к работам реставраторов настоятеля собора прот. Н. Делекторского, обеспечение с его стороны выполнения пожеланий Ученого Совета Главного Управления Охраны памятников Комитета по делам Архитектуры. Но в том же 1947 году церковный совет жаловался епископу Онисиму на «притеснения верующих со стороны представителя реставрационно-художественных мастерских Областного Отдела Архитектуры Петра Семеновича Полонского, навязывавшего им непосильную и непредусмотренную охранно-арендным договором оплату трудов его и его жены за фотофиксацию и составление авторских листов». В 1948 были аналогичные проблемы с инспектором Облотдела Архитектуры и директором музея Якиманским, требовавшим отдельную плату за пользование помещением при галерее собора и подвалом (подклетом). Большая часть того же подвала, кстати, сдавалась им под хранение картофеля. Все эти действия воспринимались священниками и прихожанами как вынуждающие их отказаться от Троицкого собора. Было даже предложение взять вместо него разрушенную кладбищенскую церковь. Со своей стороны П.С. Полонский жаловался епископу на несвоевременную оплату его бригаде, на критику от прихожан и их сомнения в необходимости производимых работ.

Были произведены значительные работы на средства общины. Но в 1949 году церковный совет и настоятель Троицкого собора поставили перед Уполномоченным Совета по делам РПЦ вопрос о предоставлении им под религиозные нужды Успенской церкви вместо Троицкого собора. «Мотивы их просьбы заключаются в том, что на ремонт Троицкого собора они вложили свыше 500 тысяч рублей и придется еще вкладывать может быть столько же, а служить в нем Отдел Архитектуры, видимо запретит в зимнее время, так как этот собор летний, и не имеет отопления, а благодаря этому ценные фрески этого собора подвергаются порче». Александровский райисполком на их просьбу вновь поставил условие: отремонтировать под Краеведческий музей Покровский собор, сильно разрушавшийся из-за хранения в нем зерна.

Все же община осталась в Троицком соборе, в нем продолжались богослужения, вскоре было устроено водяное отопление, поставлен иконостас из сельской церкви. Была начата реставрация фресок, завершившаяся в конце века, уже после возобновления монашеской жизни после 1991 года.

О проблемах сохранения памятников монастыря в прежние века и настоящее время можно говорить много.

Что требуется сейчас от нас? Благодарение Богу за имеющиеся церковно-исторические сокровища, благодарная память о тех, кто своими трудами сохранили их, и память о былом, помогающая научиться лучшему у наших предков и избежать их ошибок, чтобы и нашим потомкам передать то достояние, которое нам вручено.

ИСПОЛЬЗОВАНЫ ДОКУМЕНТЫ из РГАДА, РГИА, ГАРФ, ГАВО, ГАЯО, ИИМК, ГИМа, музея-заповедника «Александровская слобода».

[1] РГАДА ф.280 оп.3 д.706

[2] ГАВО 566,1, 142 л.15

[3] ГАВО ф.566,оп.1,д.157 л. 24

[4] РГИА ф.796, оп.66, д.232

[5] Хранятся в архиве Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге

[6] ГАВО 566,1,272 л.2

[7] ГАВО ф. 566,1,333, л. 10