Схимонахиня Сергия — в миру Серафима Михайловна Михеева, родилась в рабочем поселке Струнино Александровского уезда Владимирской губернии 16/ 29 июля 1893[1] года. Отец ее был столяром, мать — ткачихой на фабрике Баранова. В семье было шестеро человек. Старший сын Николай был иеромонахом Троице-Сергиевой Лавры и подвизался в ней до закрытия в течение сорока лет. Он был намного старше Серафимы — второго ребенка в семье. С детства Серафима отличалась особой религиозностью и стремлением посвятить свою жизнь Богу. Она часто ходила в Лавру на богомолье и подолгу там оставалась, возвращаясь домой с неохотой. В 12 лет, подобно отроку Иисусу, Серафима решила совсем оставить родительский кров.

В то время из Троице-Сергиевой Лавры совершался крестный ход с Казанской иконой Пресвятой Богородицы, который начинался в самый праздник, 8/21 июля, продолжался два месяца и доходил даже до Владимира. Серафима присоединилась к этому крестному ходу и с ним в сентябре вернулась в Лавру, но уже переодетая мальчиком и с остриженными волосами. Около двух лет она трудилась в Лавре на разных послушаниях с другими детьми. Ночевала при котельной и в других местах, где потеплее. Когда узнали, что она девочка, то стали спрашивать, как здесь оказалась. Серафима с плачем отвечала: «Брату можно быть монахом, и я хочу!»

Позвали брата, иеромонаха Николая — он подтвердил, что это его сестра, но уверил, все это время не знал о ее пребывании в Лавре, так как Серафима от него пряталась. Начальство монастыря пригласило мать, которая сказала: «Я ее не удержу. У меня детей шесть человек, а она от монастыря не отходит. Пусть идет, как Бог ею управляет и Матерь Божия».

Братия Лавры увидели особое призвание девочки и, узнав, что в Успенском Княгинином монастыре состоит настоятельницей ее родственница, игумения Маргарита (Лаврова), сообщили ей о желании Серафимы быть монахиней. Игумения Маргарита взяла ее к себе для исполнения келейных послушаний. Это был примерно 1907 год. В сентябре 1914 года игумения Маргарита, которой уже было 74 года, по личному прошению была уволена на покой и переехала в Александровский монастырь. Вероятно, вместе с ней приехала сюда и Серафима, которой шел 22-й год.

В Александровский монастырь Серафима поступила при игумении Тамаре (Лихаревой). Матушка учила сестер, что монах должен уметь выполнять самые разнообразные послушания, необходимые для обители. Вот Серафима и трудилась: вышивала, делала искусственные цветы, возделывала огороды, ходила в лес по грибы и ягоды, была звонаркой, да такой искусной, что к приезду архиерея посылали звонить непременно ее; по миру ходила со сбором, когда шло в монастыре строительство.

Когда стало ясно, что монастырь закроют, игумения Тамара собрала сестер и убеждала во всех испытаниях оставаться верными Христу. Всем, кто желал, предложила принять постриг: монахиням — в схиму, а послушницам — в мантию, не взирая на возраст. Тогда послушницу Серафиму, которой было 28 лет, постригли в монашество с именем Софрония в честь святителя Софрония Иркутского (сохранилась икона святителя, принадлежавшая матушке).

Вскоре после пострига Успенский монастырь закрыли — сестры разошлись кто куда. Мать Софрония пришла сначала к родителям в Струнино, но те побоялись оставить ее у себя; родственники, знакомые тоже отказывали в приюте. Но некоторые жалели. Так мать Софрония скиталась лет пятнадцать по сараям и погребам. Муж сестры Дарьи был чекист. Когда пребывание м. Софронии в их доме стало небезопасным, он оформил ее документы как матери-одиночки и отправил в Среднюю Азию с трехлетней племянницей Надеждой, мать которой умерла, а отец женился во второй раз и отдал дочь в детдом.

В Средней Азии — Таджикистане — м. Софрония была лет семь. Работала в детских учреждениях. Ходила всегда в сером платье с длинным рукавом и платочке, и не скрывала, что верующая. Начальству это не нравилось, и ей часто приходилось менять места работы, была даже на Памире.

Примерно в 1934 году м. Софрония заболела бруцеллезом и три года пролежала в госпитале без движения. Для восстановления сил врачи порекомендовали ей ехать в Запорожье, на белые пески. Так м. Софрония в 1946 году оказалась в г. Знаменске Каменско-Днепровского района. Ходила она еще на костылях, и так и пошла в Киево-Печерскую Лавру, а оттуда — в Почаевскую. В этом паломничестве, немалую часть пути пройдя пешком, м. Софрония получила облегчение болезни благодатию Божией, и из Почаева вернулась в Запорожье уже не на костылях, а с палочкой.

Около шести лет м. Софрония была в Николаевском Лебединском монастыре Шполянского района Черкасской области, где собрались в то время сестры из пяти монастырей со своими игумениями. Настоятельницей была игумения Евфалия. Достоверных сведений об этом периоде жизни монахини Софронии очень мало. В 1950 — 1952 гг. видим ее в Кировограде, вместе с племянницей Надеждой, которую она вновь разыскала.

Затем матушка трудилась в Преображенском соборе г. Каменка-Днепровская Запорожской области за свечным ящиком. Служивший в соборе священник Георгий Радченко предлагал ей послушание алтарницы, но она по смирению отказалась. Когда о. Георгия перевели в г. Марганец, то с ним поехала и м. Софрония. В 1960 году храм Марганца закрыли, о. Георгия перевели в г. Никополь, в Кресто-Воздвиженский храм. М. Софрония осталась жить в Марганце и ездила в храм г. Каменки, где продолжала трудиться за свечным ящиком.

В 1962 году племянница м. Софронии Надежда получила квартиру в г. Никополе, и матушка переехала к ней. Но до начала 70-х годов, пока позволяли силы, она ездила на богослужения в Преображенский собор Каменки-Днепровской. В 70-х годах матушка ходила в храмы г. Никополя, но должностей уже в них никаких не исполняла.

В храме Каменки был мальчик Виктор, который по Промыслу Божию медленно развивался, и все его считали слабоумным. А матушка духовным взором увидела в его сердце сокровище веры, и особенно с ним занималась. А главное, особо за него молилась, называла своим «чадом». Виктор отвечал ей взаимной преданностью, и, в конце концов, настолько преуспел в разумении, что принял сан священства.

Усердие к труду матушка пронесла через всю жизнь. В свободное от церковного послушания время она делала искусственные цветы для продажи, вышивала. Как только представлялась возможность, мон. Софрония читала духовные книги, просила для прочтения работы учащихся Одесской Духовной Семинарии. Часто приезжал к ней протоиерей Виктор Орлов, настоятель Покровского храма в г. Качкаровке. Он так вспоминает о ней: «Матушка была истинной монахиней. Несмотря на старческие немощи, она не допускала малодушия и сохраняла аскетический дух. Отличалась редкой простотой и кротостью, всем желала добра, никогда не воздавала злом за зло; иногда сердилась, скорбела, но без зла. Многие шли к ней за советом, видя ее мягкость, сердечность, самоотверженное желание помочь людям. Матушка никому не могла отказать, хотя подчас ей было и тяжело общаться с некоторыми людьми. Речь ее была простой, без замысловатостей. Часто мне говорила так: «Батюшка, дорогой, надо же людей спасать». Советы давала от святых отцов. Бывало, говоришь с нею об одном, а она — о другом, и скажет именно то, что на пользу.

Особенно матушка чтила Матерь Божию. Рассказывала, как однажды в лесу на нее напали волки. Молилась крепко Господу и Владычице Богородице. Волки не тронули. Но после этого м. Сергия поседела.

Молитва ее была очень сильной, без слез матушка не молилась. Один больной, после чтения ею канона, поднялся с постели. Я сам не раз чувствовал ее молитвенную помощь.

Зимой 1997 года матушка явилась мне в тонком сне и рассказывала о небесных обителях».

Сама перенесшая много страданий, м. Софрония немедленно откликалась на скорбь ближнего. Когда о. Виктор серьезно заболел, она тут же выехала из Никополя в Качкаровку (а это 90 км), для ухода за ним, хотя ей было уже за восемьдесят.

В Никополе мон. Софрония познакомилась с Евгенией Ефимовной Остапчук, будущей монахиней Евфимией, которая стала одной из самых близких матушке людей.

Раза два-три матушка с Евгенией ездили в Кривой Рог на праздник святых мучениц Веры, Надежды и Любови, особо там чтимый. Местный благочинный, митрофорный протоиерей о. Константин особенно настаивал на принятии матушкой схимы.

И вот в начале 1986 года монахиня Софрония поехала в Троице-Сергиеву Лавру — узнать обстоятельно о возможном постриге. Примечательно, что она на 93-м году жизни собрала иссякающие силы, и поехала не в один из монастырей Украины, которых все же немало, но в обитель преп. Сергия, к которой с детства «прильпе душа» ее, и близ которой она надеялась завершить свой земной путь. И преподобный Сергий, в ответ на ее преданность, пронесенную чрез все испытания земной жизни, даровал ей при пострижении в великий ангельский образ свое имя — имя, с которым она отошла в вечность.

В июне м. Софрония выехала с Евгенией в Троице-Сергиеву Лавру уже на постриг.

Постриг совершил келейно, по благословению духовника Лавры архим. Кирилла, архим. Антоний (Кузнецов), ныне настоятель Свято-Никольского мужского монастыря г. Гомеля[2]. Когда матушку спросили, какое бы она хотела носить в схиме имя, она просила дать ей прежнее — Серафима. А когда услышала, что нарекли в честь преп. Сергия — то начала плакать со словами благодарности и сознания своего недостоинства.

После пострига схим. Сергия с Евгенией жили в Лавре до праздника Казанской иконы Божией Матери, ходили ко всем службам.

Еще до пострига в схиму матушка с Евгенией посетили город Александров. Мон. Софрония со слезами целовала стены храмов. Но монастырь тогда был еще не открыт, действовал один Троицкий собор как приходской, и остаться им жить в городе не было возможности. При Лавре матушка тоже не осталась: за ней нужен был постоянный уход, она почти не видела и не могла самостоятельно ходить. Кроме Евгении ухаживать было некому, а Евгения после травмы головы не могла жить в шумном городе. Так и получилось, что в конце июля схимонахиня Сергия и Евгения вернулись в Никополь. В дороге Евгения оставила ее на короткое время, и за это время злые люди отобрали у матушки деньги, повредив острым предметом ноги. С тех пор на ее ногах были гнойные язвы.

Живя у Марфы Григорьевны, схимонахиня Сергия ходила в храм к каждому богослужению — сначала в Крестовоздвиженский, а когда открыли Преображенский, то туда. Стояла обычно у панихиды или у клироса, в сторонке от людей. Прихожане вспоминают, что после пострига в схиму матушка говорила мало, но сам пример ее жизни был поучителен. Правило монашеское она исполняла ночью, с 12 до 4 утра. И особенно усердно, со слезами, молилась за монастыри и монахов. В остальное время постоянно молилась по четкам. В келье ее стоял гроб, в который она, по завещанию старцев, иногда ложилась. В августе 1991 года монахиня Евфимия узнала от паломников, что собираются открывать Успенский Александровский монастырь. Она предложила схимонахине Сергии отвезти ее туда. Матушка ответила: «Того монастыря, что был, уже нет. Буду умирать здесь». К тому времени она уже не могла ходить в храм, причащали ее дома.

11 сентября 1991 года, в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи, матушка переехала от Марфы Григорьевны к племяннице Надежде, чувствуя приближение смерти. У нее развилась водянка, болели и гноились ноги, ходить она не могла и страдала от пролежней.

С 10 декабря начала говорить о смерти. Передала Надежде Новый Завет на церковно-славянском языке и несколько книг, три парамана, шелковые рукавички, освященные на мощах преподобного Серафима. Все завещала отдать в монастырь. Сказала: «Может быть, кто-то приедет оттуда». Слова ее сбылись: сестры вновь открытой обители приехали на место последних подвигов схимонахини Сергии, и теперь завещанные ею вещи находятся у нас в монастыре. Иконами своими матушка благословила семью Надежды. Всем домашним завещала любить и беречь друг друга, любить нищих, по-доброму относиться ко всем людям.

Умерла схимонахиня Сергия 24 декабря 1991 года в 9 часов утра. Отпевали дома, на квартире Надежды Леонидовны. Погребли на городском кладбище.

Спустя некоторое время после смерти Марфа Григорьевна видела схимонахиню Сергию во дворе своего дома, наяву, в дымке, как после каждения ладаном.

Через строгое подвижническое житие матушка стяжала дар рассуждения, так что многие обращались к ней за советом, не только миряне, но и священники.

Несомненно одно — истинное благочестие схимонахини Сергии, которая среди стольких соблазнов и испытаний сохранила непоколебимой веру в Бога, верность Его Святой Церкви и богохранимому Отечеству нашему, соблюла монашеские обеты. И мы верим, что она имеет дерзновение ходатайствовать о нас у Престола Божия.

[1] По другим данным – 1897 г.

[2] Скончался 30 июля 2014 г.