В 1915 году в Успенском женском монастыре города Александрова появилась новая послушница – Александра Васильевна Зуева. В монастырских ведомостях 1917 года она числилась как послушница, не определенная на жительство указом Консистории, 31 года от роду[1], крестьянская девица из дер. Исаково Даниловской волости Суздальского уезда Владимирской губернии.

Приехала Александра Зуева в город Александров из Владимира, где в Успенском Княгинином монастыре около 10 лет была келейницей Игумении Маргариты (Лавровой). Вышедшая на покой Матушка Маргарита пожелала вернуться в Александровскую обитель, где начинался ее монашеский путь при тете-игумении и где она приняла постриг. Преданная Саша Зуева последовала за ней. Поселились они в кельях при Успенской церкви.

1917 год вместе с революционной смутой принес Саше Зуевой еще одну скорбь: 12 марта 1917 г. скончалась игумения Маргарита, ее многолетняя старица-наставница. Послушница Александра не покинула Александровский монастырь и в последующие тяжелые голодные годы, она исполняла различные трудовые послушания, вошла в состав монашеской трудовой общины, созданной из сестер обители в 1921 году. В 1922 году как служительница религиозного культа — монахиня послушница Александра Зуева была лишена избирательных прав.

Когда в феврале 1923 года Успенский монастырь г. Александрова был закрыт, она вернулась во Владимир, где была принята алтарницей в церковь князей Бориса и Глеба рядом с кафедральным собором. Приют нашла в семье родственников монастырского священника из Александрова, отца Сергия Виноградова, — на Ильинской улице, в доме, где жил ранее ключарь Успенского собора протоиерей Александр Александрович Виноградов. Там же, по адресу: ул. Герцена, д. 17, вместе с инокиней М.П. Хоревой 8 апреля 1926 года Александра Васильевна Зуева была подвергнута обыску, при котором изъяли копии писем. Причиной послужила близость инокинь к епископу Афанасию (Сахарову), а также верность православной «тихоновской» церкви, противостоящей обновленческому расколу.

С этих лет вся жизнь матушки была связана с Владыкой Афанасием. А знакомство их началось еще с тех пор, когда Саша Зуева была послушницей в Княгинином монастыре, а будущий Святитель учился во Владимирской семинарии. Спустя десятилетия Епископ Афанасий писал об этом к мон. Маргарите: «Вспоминаю мои служения в Вашей обители. Вспоминаю и раннейшие времена, когда еще при матушке игумении Маргарите, … я прислуживал с рипидами, а после литургии трапезовали на балконе игуменских келий, — а келейная матушки служила при трапезе».

После закрытия Борисоглебской церкви Александра стала уборщицей во Владимирской Троицкой церкви. 3 ноября 1931 года в доме № 8 на ул. Музейной во Владимире, где она жила, Александра Васильевна Зуева была арестована. Во Владимирский Домзак[2], как тогда называли тюрьму, она была заключена вместе с арестованными по тому же делу протоиереем Павлом Устиновым, иеромонахом Дамаскином (Жабинским) и еще 15-ю священнослужителями и монахинями, близкими епископу Афанасию (Сахарову). В материалах, собранных следствием, говорилось, что «Троицкую церковь, по указаниям сосланного епископа Афанасия (Сахарова), настоятель Дамаскин Жабинский, диакон Иосиф Потапов превратили в монастырь с выполнением всяких монастырских правил служения, часть монашек до сих пор ходит в церковь в монашеских одеждах». Преступлением было признано и то, что «в течение 2-3 лет существовала специальная тройка (Красный крест), в которую входили монашки Зуева, Зотова и Лямина. Эта тройка, по указаниям Потапова, Жабинского и Устинова в секретном порядке занималась сбором продуктов и вещей для передач в местный изолятор — бывшим торговцам, священникам и для посылок в ссылку духовенству».

Помощь ссыльным и заключенным А. В. Зуева на допросах не отрицала, но в контрреволюционной деятельности и антисоветской агитации виновной себя не признала.

Обвинительное заключение, составленное следователем, сообщало: «Была вскрыта а/с группировка реакционно-монархического духовенства и монашек, которая очень скрытно, используя церковный амвон, сборища на квартирах и частные беседы, вела а/с работу, направленную к порождению недовольства населения существующим строем. В постоянных беседах о существующем строе монашки Зуева и Зотова говорили: «Пришла анафемская власть, которая стремится погубить Церковь, веру Христову. Духовенство сажают в тюрьмы, высылают их в ссылки. Мы должны стоять за Церковь Христову, помогать всем изгнанным».

На этом основании Александра Васильевна Зуева 7 марта 1932 г. Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ была осуждена за «участие в к/р группе церковников, близких еп. Афанасию (Сахарову), организацию помощи к/р ссылке и заключенным, ведение а/с разговоров» по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР на 3 года высылки в Казахстан.

После ссылки Александра Васильевна вернулась в родные края и, вероятно, поселилась в г. Петушках, где служил с июня 1934 года освобожденный из концлагеря диакон Иосиф Афанасьевич Потапов, и где он был арестован вместе с епископом Афанасием в мае 1936 года. Помогала в Успенской церкви с. Старые Петушки, многие годы служила в ней алтарницей.

Когда она приняла монашеский постриг – неизвестно, но произошло это между 1943 и 1951 годами. Имя Маргарита, полученное ею, было дано в память о первой духовной наставнице – игумении Маргарите (Лавровой).

Имея милостивое сердце, матушка всю свою жизнь заботилась о больных, нуждающихся, заключенных. Ухаживала за жившим в Петушках архимандритом Введенской Островной пустыни Павлом (1862 г.р. – † до 1955 г.), за немощной матушкой Рипсимией[3].

Бесчисленное множество посылок в тюрьмы и лагеря, больницы и бедные монастыри было отправлено трудами мон. Маргариты. Она доставала продукты, необходимые вещи, деньги. Отправляла их почтой от своего имени или от тех, кто не боялся под бдительным контролем государства указать свой обратный адрес, а иногда отвозила передачи сама или посылала с надежными людьми.

Подвигом всей жизни матушки Маргариты стала помощь епископу Афанасию (Сахарову), который с особой теплотой относился к ней, называя своей «неизменной заботницей», «родной матушкой». Десятки лет, в течение которых он находился в заключении, она помогала ему продуктами, лекарствами, поисками помощников, жилья… Посещала и в Сибири, и в Мордовии, преодолевая сотни и тысячи километров. Иногда безрезультатно — во встрече отказывали. Находившийся в Дубровлаге Епископ писал матушке: «Простите, что я обманул Вас сообщением о якобы разрешенных свиданиях. Но сегодня по указанию местного начальства я подаю ходатайство о разрешении мне свидания с Вами. До того времени, пока я не пришлю Вам извещения письмом или телеграммой, Вы не трогайтесь с места, чтобы и вторая поездка, нелегкая для Ваших лет, не оказалась безрезультатной»[4]. «Скорбями было обставлено наше недавнее свидание с Вами. Но вместе сколько радости и утешения принесло оно. Я был умилен той поспешностью, с какою Вы, утружденная годами и болезнями старица, подвиглись в нелегкий путь»[5].

Матушка много переписывалась с епископом Афанасием, несмотря на то, что была едва грамотной, и почерк её разобрать было очень трудно. Но Святитель подбадривал монахиню: «Еще раз прошу Вас почаще писать мне. Не смущайтесь тем, как вы пишете. Если не в первом чтении, то во втором и третьем как-либо докопаюсь до смысла. Сами же не огорчайтесь, не получая от меня ничего. На все воля Божия… Будем и за скорби славить Господа… Слава Богу за все…» Почта заставляла поволноваться, в томительном ожидании писем проходили недели. «Постоянно вспоминаю Ваше слово, что наши письма очень лениво идут», — писал Владыка матушке из Дубровлага. Письма епископа Афанасия, присланные ей, после прочтения близкими людьми, отвозили для прочтения и тем, кто был далеко, но так же жаждал общения со ссыльным святителем, в том числе игумении Тамаре (Лихаревой), жившей в с. Павшино Московской области.

Беспокойством о матушке пронизаны многие письма Святителя Афанасия к близким людям и к ней самой:

Почему Вы называете Сашу Зуеву страждущей?[6]

Почему так пишете Вы о Саше? Она как-то писала мне, что живет в полном довольстве[7].

Саша мне больше не писала о своих скорбях[8].

А как здоровье моей неизменной заботницы м. Маргариты? …очень огорчён, что новая беда обрушилась на мою родную старушку. Так хотелось бы не письмом, а лично сказать несколько ласковых словечек моей незаменимой заботнице, так хотелось бы самому утешить ее… Уповаю, что Господь и на этот раз восставит Вас от одра болезни и представит Вас церкви Своей благоугождающею… делами христианской любви и милосердия[9].

А вот матушку Маргариту хорошенько лечите, чтобы к моему приезду была совсем здорова.

Берегите себя, родная моя.

Если Вы здоровы и свободны, то хотел бы видеть Вас и обо всем переговорить. …Господь да хранит Вас, моя родная. Беспокоюсь о Вашем здоровье[10].

Очень беспокоюсь, родная матушка, о Вашем здоровье. Как Вы себя чувствуете, как живете? О грехах своих, о неподготовленности к ответу, конечно, надо всегда памятовать, надо всегда сокрушаться, но не надо унывать… У Господа милости много. А мы, — кто чист будет от скверны, аще и един день жития его?…[11]

23 января 1955 года Святитель Афанасий писал матушке: «Вижу я, что Вы с Георгием Георгиевичем[12] волнуетесь более меня. Я совершенно спокоен и даже не думаю о том, буду ли я переселяться или останусь здесь. Не волнуйте Вы себя, берегите себя». В марте того же года им удалось вызволить его «на иждивение» в г. Тутаев.

4 мая 1955 г. епископ писал: «Сегодня получил письмо из Петушков. М. Маргарита хворает. С Радуницы не ходит в храм. Температура 38–39. Лежит. Почти ничего не ест, кроме картофеля. Не говорит, что у нее болит, и, конечно, не лечится. Спаси её Господи».

Встав от болезни, уже 17 июня 1955 г. м. Маргарита приехала навестить Владыку Афанасия в Тутаев. Наследующий день пришла телеграмма о смерти иером. Дамаскина (Жабинского) в Рыбинске, и вместе с мон. Агнией она поехала туда на погребение. 21 июня совершено было отпевание о. Дамаскина, а 22-го вечером матушка уже вернулась к Владыке.

В том же году её стараниями Святитель Афанасий смог переехать на жительство в Петушки. Малограмотная и немощная 70-летняя старушка-монахиня бесстрашно объезжала находящиеся в разных городах органы МГБ, прокуратуры, милиции, и, преодолев неимоверные трудности, добилась разрешения выехать Владыке из Тутаева.

Вот как он сам писал об этом 19 ноября 1955 г. начальнику Петушковской районной милиции: «Летом 51 [-го] г. незадолго до окончания срока на предложение лагерного начальства указать лиц, которые могли бы взять меня, как инвалида, на свое иждивение, — я указал:

1. Зуеву Александру Васильевну, проживающую в Петушках, члена нашей семьи, все время после смерти моей матери (в 1930 г.) заботившуюся обо мне.

…Зуева, в свое время давшая официальное заявление, что она может позаботится о моем устроении в Петушках, в начале октября сего года была в районной прокуратуре в Петушках и во Владимирском] управлении МГБ, где подробно изложила, что я, живя в Тутаеве, обязан подпиской о невыезде из района и о двукратной в месяц явке на отметку. И в Петушковской прокуратуре, и во Владимирском МГБ ей сказали, что, если Тутаев свободно отпустит Сахарова, не будет никаких препятствий к поселению его как во Владимирской области, так и в самом Владимире. После этого Зуева сама приехала в Тутаев и имела там беседу с секретарем начальника милиции Н. Анисимовой, которая со слов начальника милиции объявила Зуевой, что с их стороны нет никаких препятствий к моему переезду в Петушки на постоянное жительство…»

Матушка отличалась крайней нестяжательностью и аскетическим образом жизни. Кроме постригального монашеского облачения она ничего не имела, и для погребения одежду пришлось ей собирать. Деньги, которые монахине Маргарите давали с просьбой помолиться, не задерживались в её руках – тут же передавались тем, кто в них больше нуждался. В просьбе помочь деньгами матушка никому не отказывала, а если ей было нечего дать – посылала просящих к обеспеченным знакомым с наказом сказать, что от неё: тогда дадут, и с радостью.

Сама она всегда жила в крайней бедности. Жилья своего не имела, где добрые люди приютят – была и рада. В Петушках она сменила несколько адресов. Жила в баньках – сначала у Ляпакиных, затем в Кибиревском проезде у Бочкиных. Особой заботой её была печка, которую она своими руками, пока была в силах, замазывала, а то и перекладывала. Епископ Афанасий, знавший о её хлопотах, 10 августа 1952 г. писал: «…забота о завтрашнем дне не греховна. И Ваша забота о труде совершенно законна. Хотел бы я посмотреть Вашу хижинку, и печку, и трубу, но… не наша воля. Не могу понять, в каком месте Ваше новое жилище. На адресе Вашем то «Поповка», то как-то был прежний Ваш №, то даже «Киберевский проезд».

Никто никогда не видел мать Маргариту без платка, одевалась она обычно во все черное. Для отдыха она не позволяла себе лечь – только сидела, да еще приговаривала: «Ну, вот монах, набрал книг и спит на них». Анна Ивановна Золотова вспоминала: «Позовет, бывало, печурку надо поправить. Ну, наберу я глины, песку, сделаю замес, замажу щели, как полагается, а матушка и рада. «Иди, — говорит, — поешь курьева месива», и приговаривает: «Неси, да не тряси». Подает мне тюрю — хлеб, соль и вода, а попробуешь — вроде ничего вкуснее и не едала».

Лечиться м. Маргарита не любила, и Владыке Афанасию приходилось настаивать, чтобы она обратилась к врачам: «Грустно, что слабеют наши силы. Но ведь и годы наши умножаются!.. Очень обеспокоило меня сообщение матушки о том, что катаракта угрожает ее глазам. Надо использовать все медицинские средства для лечения. И Священное Писание говорит: «почитай врача честию по надобности в нем, ибо Господь создал его». Надо терпеливо переносить болезни, но должно не пренебрегать и медицинские средства, чтобы в болезни не ослабеть, не прийти в уныние, не возроптать»[13].  «Желаю здоровья, здоровья. А когда захвораете – лечиться, непременно лечиться. И в Слове Божием сказано, что Господь наставляет врача»[14].

Знавшие матушку люди видели в ней настоящую монахиню, всегда пребывавшую в молитве. Многое ей было открыто. На вопросы близких людей, видела ли она злых духов, м. Маргарита отвечала, что не видела, но дважды встречалась с их кознями. Один раз бес запустил в нее из-за печки валенком. В другой раз кто-то сильно надавил на голову. Матушка провела рукой и ощутила чью-то шершавую лапу. Иисусова молитва сразу сделала свое дело: нечто невидимое, большое и тяжелое двинулось к двери, аж половицы заскрипели.

Сомнение во своём спасении, сокрушение о грехах были постоянными мыслями мон. Маргариты. Епископ утешал её, признавая особую ценность её подвига служения ближним:

«Не унывайте и Вы, родная моя матушка. Делами, подвигами никто из нас не оправдится. Я надеюсь исключительно только на то, что дерзновенно скажу Господу: «Твой есмь аз, спаси мя…», «Я грешен, ничего доброго не имею, но я Твой, я никогда от Твоего имени не отрекался»… И у Вас в обители сколько раз при гробе усопших пелось: «Твоя есмь аз…» Чаще повторяйте сие и Вы и уповайте, что и Вас спасет Спаситель наш, что не забудет Он Ваш подвиг любви и к болящей матушке Рипсимии, и к старцу о. архимандриту, подвиг любви, продолжающийся и доселе». «Родная моя матушка!…О грехах надо всегда памятовать, но никогда не надо унывать. Много у нас грехов, но милость Божия безмерна. Я теперь со дерзновением читаю на 3 часе слова 16–го псалма: «Услыши, Боже, правду мою»… ту правду мою, что, и согрешая, я не отступаю от Тебя, не обращаюсь к Богу чуждему, за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки… Дерзновенно уповайте и Вы на милость Божию. Ведь только ради Господа Вы всю жизнь служите больным, престарелым, узникам. Поминайте утешительное слово Христово: «понеже сотвористе единому от сих братий Моих меньших, Мне сотвористе».

О последних годах жизни мон. Маргариты, о неуёмности её характера при многих болезнях и скорбях свидетельствуют строки из писем Епископа Афанасия:

Мат. Маргарита как будто немного получше выглядит. Сейчас у нее гостит Поля из Сергиева Посада[15].

Сегодня годовщина смерти батюшки отца Дамаскина. М. Маргарита уехала к нему на могилку.[16]

Матушка Маргарита вчера и сегодня перекладывает свою печку.[17]

…хворает наша матушка Маргарита. С каждым днем она все более и более слабеет. Сегодня ее с трудом приводили в храм – она причащалась. Остается одна без всякой помощи. А когда к ней приходят, — нервничает: «Мне тяжело говорить»[18]

У нас сильно болела матушка Маргарита. Но сегодня уже была в церкви.[19]

Матушка Маргарита тоже слабеет. Иногда доходит до храма и до меня. Иногда никуда не выходит.[20]

Матушка Маргарита плошает, — но всё же ещё редко пропускает церковные службы, не так, как иные прочие…[21]

Грустно, что приходится оставлять м. Маргариту. Она много делала для меня. Но… так будет лучше и спокойнее и для нее и для меня… Между прочим, когда я одного владимирца попросил передать от меня Шуре, чтобы она не торопилась приезжать, мать Маргарита догнала его и сказала: «Хотя владыка не велит Шуре приезжать в Петушки, но вы скажите ей, что я прошу ее приехать поскорее».[22]

Со дня отъезда моего из Кибиревского (проезда) я не виделся с материю Маргаритой. Ей не под силу дойти до меня, а мне и подавно. Слышно, Бочкины жалеют, что я уехал от них. А мать Маргарита чудит. Уж где-то их печки вынула кирпич и всю кухню засыпала сажей. Евдокия Григорьевна и Акилинушка перестали к ней ходить, — никак на нее не угодишь.[23]

Как слышу, мать Маргарита слабеет, но по комнате двигается с двумя палочками и сама топит печь и, кажется, не оставляет желания переложить ее…[24]

Час кончины был известен матушке. Незадолго до смерти она попросила близкую знакомую: «Ты меня протри, и больше уж не трогайте». 25 июня 1964 года монахиня Маргарита Зуева разлучилась с многотрудной и скорбной земной жизнью, чтобы предстать пред Господом. Близко знавшие подвижницу люди всегда относились к ней с особым благоговением, чувствуя желание преклонить голову перед подвигом стяжания благодати, и после её кончины были уверены в том, что упокоилась она в «селениях праведных».

Монахиня Людмила (Золотова) из Петушков, с юных лет много общавшаяся с м. Маргаритой, рассказывала: «Вскоре после смерти матушки вижу сон. Я тогда еще не была монахиней. Стою в нашем храме на самой солее в левой части во всем монашеском. Стою и плачу, вся грудь мокрая. А храм полон, все кого-то ждут. Вдруг такой включился свет, глазам больно. Ну, все светильники, паникадила и еще что-то. Врата тоже открыты. Дьякон должен начинать, а никого нет. Кого ждут? А я стою, уливаюсь. Вдруг — как толчок. Поднимаю глаза, ко мне через народ пробирается матушка Маргарита. Подошла близко, улыбается. У меня вырвалось: «Матушка, ты ведь умерла». — «Да», — отвечает. «Расскажи, как там?» Монахиня мне что-то сказала, я уж сейчас не помню, а потом и говорит: «Стою я у самых Царских врат». Я ойкнула и зажмурилась. Открываю глаза, а никого нет. Только ладанный дым вьется».

[1] Год рождения А.В. Зуевой — 1885

[2] Дом Заключения

[3] Возможно, иг. Муромского монастыря Рипсимия (Слюняева) (1869 г.р.), но вероятнее, — родная сестра иг. Маргариты Лавровой Надежда, в постриге Рипсимия (1856 г.р.).

[4] 18 июля 1952 г.

[5] 13 июня 1954 г.

[6] 4 марта 1943 г.

[7] 15 марта 1943 г.

[8] 3 июля 1943 г.

[9] 31 января 1954 г.

[10] 17 июня 1954 г.

[11] 20 января 1955 г.

[12] Седовым, прославлен Церковью как исповедник

[13] 1 ноября 1953 г.

[14] 7 мая 1955 г.

[15] 22 мая 1956 г.

[16] 18 июля 1956 г.

[17] 24 августа 1956 г.

[18] 25 января 1958 г.

[19] 28 февраля 1958 г.

[20] 16 июня 1958 г.

[21] 18 июля 1958 г.

[22] 7 июня 1960 г.

[23] 27 сентября 1960 г.

[24] 12 февраля 1962 г.